Просыпаться не хочется. В три часа, как я и просила, звонит доярка Тамара, попутно объясняет, что в бачок нужно доить уже не три, а пять коров (отдельно доят коров, находящихся на лечении, такое молоко не должно попадать на молокозавод).

Долго копаюсь, но все-таки выезжаю. На улице дождь, фары еле светят. Снег еще не лег, асфальт черный, лес по краям дороги черный, они сжирают тусклый свет фар, и я боюсь ехать быстрее 60 км в час.

Коровы на ферме орут, у них отличная память на время. Положено в 3:30 подкинуть кормов — будут орать, пока не подкинешь.

Коровы мордами отпихивают силос, выбирая из-под него дробленку, она мелкая, примерно, как ячневая крупа, и проваливается вниз. Она вкуснее силоса, потому и…

Силос приходится лопатой подкидывать обратно к мордам, иначе коровы до него не дотянутся. Это бесконечный процесс. Коровы перетряхивают силос в поисках дробленки, что-то съедают, что-то снова отпихивают на недосягаемое расстояние.

Переодеваюсь, подкидываю силос и иду пить чай. Полчаса примерно осталось до дойки. У меня с собой сменная одежда, еще один рабочий джемпер и штаны. Это хорошо, можно постирать шмотки, испачканные вчера.

Сегодня слесарь не стал ополаскивать молокопровод. Суббота, лаборанта нет. Включил дойку и ушел.

Наставляю аппараты, дою, меняю воду. Запасные штаны спадают, подтягиваю их мокрыми руками, от влаги штаны становятся тяжелее и съезжают быстрее. Еще этот бачок лешаковый, пятый аппарат, по сути. Молоко, подоенное бачком, надо носить в бидоны на родилку, телятам пофиг на остаточные антибиотики, выпьют.

К экватору подхожу ближе к 6 часам. В этот раз все бросить и уйти не хочется, хочется все сделать, как надо.

За окнами постепенно светает.

У скотного двора есть несколько тамбуров. Выходящие «на перед» называются кормовыми, а задние навозными.

Из навозного тамбура просматривается место слияния рек Сухоны и Юга (и кусочек Малой Северной Двины) и Троице-Гледенский монастырь.