Люблю ездить в темноте по зимним дорогам, таким старым, узким, на которых сложно разойтись двум машинам.

Мне нравятся грунтовые дороги, оставшиеся неизменными с прошлого века, когда асфальта не было и в помине. Нравятся по одной незамысловатой причине. Я могу ехать с любой, даже самой медленной, скоростью. Сугробы на обочинах выше капота, свет фар упирается в эти сугробы, машина тащится на второй или третьей передаче, а я неспешно вспоминаю раннее детство.

В поселке Приводино, в соседней Архангельской области, был продуктовый магазин. В пятиэтажном доме над магазином жила бабушкина сестра. Несколько раз в год мы ездили к ней в гости. Сорок километров зимней трассы запорожец на лысой резине преодолевал часа за полтора.

В Приводино меня всегда ждали какие-нибудь несусветные лакомства. В моем детстве в некоторых населенных пунктах были в продаже продукты, не доступные простым жителям Устюга. Например, в «своих» магазинах сплавщиков, газовиков, да и просто в сельских магазинах набор товаров был несколько иным, чем в нашем городе. И мы, как обладатели автомобиля, могли выехать вот в эти недоступные горожанам магазины и купить там какие-нибудь петушки на палочке, соленую треску или настоящие длинные макароны.

Понятно, что взрослые ехали в Приводино в гости, но я считала основной целью поездки магазин. Там можно было пялиться в витрины, тыкать в них пальцем, клянчить какой-нибудь джем, стонать, ныть, в итоге получить тычка от матери и прилюдно разреветься. Тысячу раз мне говорили, что больше я никуда не поеду, но мне уже тогда было понятно, что это ложь: оставлять меня дома одну было нельзя.

Бабушкина сестра была бездетной. Я оказывалась единственным ребенком во взрослой компании и вела себя в гостях, как сволочь. Чтобы я не мешала на кухне, меня отправляли в спальню, где на трюмо находились сокровища: огромная белая морская раковина, какие-то флакончики с духами, шкатулки с кольцами, много этакого, к чему я нигде больше доступ не имела.

Мне категорически запрещали трогать эти фантастические предметы, но я все равно их брала в руки, открывала, закрывала, нюхала духи, примеряла кольца, одним глазом следя за коридором. Не было в тот момент страха сильнее, чем оказаться застигнутой с какой-нибудь блестящей фиговинкой в руках.

Обратно из Приводино всегда возвращались затемно, я сидела рядом с матерью на заднем сиденье. В боковое окно была видна обочина, огромные сугробы, выше моего роста.

Иногда попадались встречные машины, и отец заранее сбавлял скорость. Часто на дороге появлялись животные: зайцы, белки, и отец о них сообщал, но я не успевала никого увидеть и просила остановить машину, чтобы посмотреть. Матери казалось, что я мерзну, и она укутывала меня одеялом.

Домой меня привозили полусонную и невероятно счастливую. И где-то там в сумке еще были петушки на палочке, штук пять, по одному в неделю.